Неточные совпадения
Во глубине души она находила, что было что-то именно в ту минуту, как он перешел за ней
на другой конец стола, но не
смела признаться в этом даже самой себе, тем более не
решалась сказать это ему и усилить этим его страдание.
Среднего роста, очень стройный, Диомидов был одет в черную блузу, подпоясан широким ремнем;
на ногах какие-то беззвучные, хорошо вычищенные сапоги. Клим
заметил, что раза два-три этот парень, взглянув
на него, каждый раз прикусывал губу, точно не
решаясь спросить о чем-то.
Видишь ли, Вера, как прекрасна страсть, что даже один след ее кладет яркую печать
на всю жизнь, и люди не
решаются сознаться в правде — то есть что любви уже нет, что они были в чаду, не
заметили, прозевали ее, упиваясь, и что потом вся жизнь их окрашена в те великолепные цвета, которыми горела страсть!..
Замечу еще, что сама Анна Андреевна ни
на минуту не сомневалась, что документ еще у меня и что я его из рук еще не выпустил. Главное, она понимала превратно мой характер и цинически рассчитывала
на мою невинность, простосердечие, даже
на чувствительность; а с другой стороны, полагала, что я, если б даже и
решился передать письмо, например, Катерине Николаевне, то не иначе как при особых каких-нибудь обстоятельствах, и вот эти-то обстоятельства она и спешила предупредить нечаянностью, наскоком, ударом.
Опять скандал! Капитана наверху не было — и вахтенный офицер смотрел
на архимандрита — как будто хотел его съесть, но не
решался заметить, что
на шканцах сидеть нельзя. Это, конечно, знал и сам отец Аввакум, но по рассеянности забыл, не приписывая этому никакой существенной важности. Другие, кто тут был, улыбались — и тоже ничего не говорили. А сам он не догадывался и, «отдохнув», стал опять ходить.
«Рассердились и обиделись, — подумал он, — ну и черт!» Когда же рассказал, как он
решился наконец дать отцу знак, что пришла Грушенька и чтобы тот отворил окно, то прокурор и следователь совсем не обратили внимание
на слово «знак», как бы не поняв вовсе, какое значение имеет тут это слово, так что Митя это даже
заметил.
— Именно не
заметил, это вы прекрасно, прокурор, — одобрил вдруг и Митя. Но далее пошла история внезапного решения Мити «устраниться» и «пропустить счастливых мимо себя». И он уже никак не мог, как давеча,
решиться вновь разоблачать свое сердце и рассказывать про «царицу души своей». Ему претило пред этими холодными, «впивающимися в него, как клопы», людьми. А потому
на повторенные вопросы заявил кратко и резко...
Он ясно и настойчиво передал нам, очнувшись,
на расспросы наши, что в то еще время, когда, выйдя
на крыльцо и заслышав в саду некоторый шум, он
решился войти в сад чрез калитку, стоявшую отпертою, то, войдя в сад, еще прежде чем
заметил вас в темноте убегающего, как вы сообщили уже нам, от отворенного окошка, в котором видели вашего родителя, он, Григорий, бросив взгляд налево и
заметив действительно это отворенное окошко,
заметил в то же время, гораздо ближе к себе, и настежь отворенную дверь, про которую вы заявили, что она все время, как вы были в саду, оставалась запертою.
Я втайне лелеял мысль, что
на этот раз Дерсу поедет со мной в Хабаровск. Мне очень жаль было с ним расставаться. Я
заметил, что последние дни он был ко мне как-то особенно внимателен, что-то хотел сказать, о чем-то спросить и, видимо, не
решался. Наконец, преодолев свое смущение, он попросил патронов. Из этого я понял, что он решил уйти.
Он понимал, что ступает
на опасную для себя дорогу,
решаясь просиживать вечера с ними, чтобы отбивать у Веры Павловны дежурство; ведь он был так рад и горд, что тогда, около трех лет назад,
заметив в себе признаки страсти, умел так твердо сделать все, что было нужно, для остановки ее развития.
Разговора этого было совершенно достаточно для обоих. Выходя от него, я
решился не сближаться с ним. Сколько я мог
заметить, впечатление, произведенное мною
на губернатора, было в том же роде, как то, которое он произвел
на меня, то есть мы настолько терпеть не могли друг друга, насколько это возможно было при таком недавнем и поверхностном знакомстве.
Долее оставаться в ложном положении я не мог и
решился, собрав все силы, вынырнуть из него. Я написал ей полную исповедь. Горячо, откровенно рассказал ей всю правду.
На другой день она не выходила и сказалась больной. Все, что может вынесть преступник, боящийся, что его уличат, все вынес я в этот день; ее нервное оцепенение возвратилось — я не
смел ее навестить.
Видеть себя в печати — одна из самых сильных искусственных страстей человека, испорченного книжным веком. Но тем не меньше
решаться на публичную выставку своих произведений — нелегко без особого случая. Люди, которые не
смели бы думать о печатании своих статей в «Московских ведомостях», в петербургских журналах, стали печататься у себя дома. А между тем пагубная привычка иметь орган, привычка к гласности укоренилась. Да и совсем готовое орудие иметь недурно. Типографский станок тоже без костей!
У сестрицы побелели губы и лицо исказилось. Еще минута, и с нею, чего доброго,
на этот раз случится настоящая истерика. Матушка
замечает это и
решается смириться.
Дома писать доктор не
решался, чтобы не попасться с поличным, он не
смел затворить дверей собственного кабинета
на ключ, а сочинял корреспонденции в дежурной своей больницы.
Чтобы не сесть
на мель, г. Л. не
решился плыть ночью, и мы после захода солнца бросили якорь у мыса Джаоре.
Старик Антон
заметил, что барину не по себе; вдохнувши несколько раз за дверью да несколько раз
на пороге, он
решился подойти к нему, посоветовал ему напиться чего-нибудь тепленького.
Я
решился обратить особенное внимание
на все разговоры Евсеича с Парашей и
замечать, не смеются ли и они над нами, говоря нам в глаза разные похвалы и целуя наши ручки?..
Скрепя сердце, вы
решаетесь ехать немедля, и вот вас обступает стая ямщиков, которые,"глядя по пассажиру", устанавливают
на вас цену и
мечут об вас жребий.
Он резко замахнулся
на Ромашова кулаком и сделал грозные глаза, но ударить не
решался. У Ромашова в груди и в животе сделалось тоскливое, противное обморочное замирание. До сих пор он совсем не
замечал, точно забыл, что в правой руке у него все время находится какой-то посторонний предмет. И вдруг быстрым, коротким движением он выплеснул в лицо Николаеву остатки пива из своего стакана.
Полный этих намерений, я
решился лично посетить Мавру Кузьмовну, чтобы ее, так сказать, сразу ошеломить моею благосклонною внимательностью. Сверх того не лишне было ознакомиться и с характером моей новой пациентки, чтобы приспособиться к нему и
заметить ту струнку,
на которую удобнее можно действовать.
Смело уверяя читателя в достоверности этого факта, я в то же время никогда не позволю себе назвать имена совершивших его, потому что, кто знает строгость и щепетильность губернских понятий насчет нравственности, тот поймет всю громадность уступки, которую сделали в этом случае обе дамы и которая, между прочим, может показать,
на какую жертву после того не
решатся женщины нашего времени для служебной пользы мужей.
Фрау Леноре поднимала вопль и отмахивалась руками, как только он приближался к ней, — и напрасно он попытался, стоя в отдалении, несколько раз громко воскликнуть: «Прошу руки вашей дочери!» Фрау Леноре особенно досадовала
на себя за то, что «как могла она быть до того слепою — и ничего не видеть!» «Был бы мой Джиован'Баттиста жив, — твердила она сквозь слезы, — ничего бы этого не случилось!» — «Господи, что же это такое? — думал Санин, — ведь это глупо наконец!» Ни сам он не
смел взглянуть
на Джемму, ни она не
решалась поднять
на него глаза.
Он не
решался лечь, но я настоял. Настасья принесла в чашке уксусу, я намочил полотенце и приложил к его голове. Затем Настасья стала
на стул и полезла зажигать в углу лампадку пред образом. Я с удивлением это
заметил; да и лампадки прежде никогда не бывало, а теперь вдруг явилась.
На этом пока и кончился разговор камергера с Миропой Дмитриевной. В следующие за тем дни Миропа Дмитриевна, сама обыкновенно сидевшая за общим столом своих постояльцев, очень хорошо
замечала, что камергер был грустен и только по временам как-то знаменательно взглядывал
на нее. Миропа Дмитриевна, несмотря
на то, все-таки
решилась повыдержать его. Но вот однажды камергер, встретив ее в коридоре, сказал такого рода фразу...
Катрин сомнительно покачала головою. Тулузов, конечно, это
заметил и, поняв, что она в этом случае не совсем доверяет его словам,
решился направить удар для достижения своей цели
на самую чувствительную струну женского сердца.
Максим полюбил добрых иноков. Он не
замечал, как текло время. Но прошла неделя, и он
решился ехать. Еще в Слободе слышал Максим о новых набегах татар
на рязанские земли и давно уже хотел вместе с рязанцами испытать над врагами ратной удачи. Когда он поведал о том игумену, старик опечалился.
Здесь Иван Васильевич глубоко вздохнул, но не открыл очей. Зарево пожара делалось ярче. Перстень стал опасаться, что тревога подымется прежде, чем они успеют достать ключи. Не
решаясь сам тронуться с места, чтобы царь не
заметил его движения по голосу, он указал Коршуну
на пожар, потом
на спящего Иоанна и продолжал...
Все опричники были бледны; никто не
решался взглянуть
на царя. Годунов опустил глаза и не
смел дышать, чтобы не привлечь
на себя внимание. Самому Малюте было неловко.
Никогда не видавший подобных дел, имевший о них понятие только по рассказам дяди Ерошки, Оленин хотел не отставать от казаков и всё видеть. Он любовался
на казаков, приглядывался ко всему, прислушивался и делал свои наблюдения. Хотя он и взял с собой шашку и заряженное ружье, но,
заметив, как казаки чуждались его, он
решился не принимать никакого участия в деле, тем более, что, по его мнению, храбрость его была уже доказана в отряде, а главное потому, что теперь он был очень счастлив.
Но клевета, которой вы повершили их, гнусная, подлая клевета, показала мне всю меру вашей низости, даже не злодейства, а именно низости: вы
решились из
мести, из мелкого самолюбия погубить беззащитную девушку, налгать
на нее.
Но и обман бывал: были пятаки, в Саратове, в остроге их один арестант работал, с пружиною внутри: как бы ни хлопнулся, обязательно перевернется, орлом кверху упадет. Об этом слух уже был, и редкий метчик
решится под Лысой горой таким пятаком
метать. А пользуются им у незнающих пришлых мужиков, а если здесь
заметят — разорвут
на части тут же, что и бывало.
Сожаление и досада изобразились
на лице молчаливого проезжего. Он смотрел с каким-то грустным участием
на Юрия, который, во всей красоте отвагой кипящего юноши, стоял, сложив спокойно руки, и гордым взглядом, казалось, вызывал смельчака, который
решился бы ему противоречить. Стрелец, окинув взором все собрание и не
замечая ни
на одном лице охоты взять открыто его сторону, замолчал. Несколько минут никто не пытался возобновить разговора; наконец земский, с видом величайшего унижения, спросил у Юрия...
Никто, однако ж, не
решался «выходить»; из говора толпы можно было узнать, что Федька уложил уже лоском целый десяток противников; кого угодил под «сусалы» либо под «микитки», кого под «хряшки в бока», кому «из носу клюквенный квас пустил» [Термины кулачных бойцов. (Прим. автора.)] —
смел был добре
на руку. Никто не
решался подступиться. Присутствующие начинали уже переглядываться, как вдруг за толпой, окружавшей бойца, раздались неожиданно пронзительные женские крики...
По возможности, Кабанова старается водворить порядок, но уже чувствует, что невозможно вести дело совершенно по старине; например, относительно вытья
на крыльце она уже только
замечает невестке в виде совета, но не
решается настоятельно требовать…
Григорий Иванович решил
поместить Соню под Тамбовом, в имении своего друга доктора, но без себя не
решался отпустить дочь в дорогу, а отъезд его срывал весь репертуар, державшийся отчасти и
на нем.
— Messieurs, — говорил он, — по желанию некоторых уважаемых лиц, я
решаюсь передать
на ваш суд отрывок из предпринятого мною обширного труда «об уничтожении». Отрывок этот носит название «Как мы относимся к прогрессу?», и я
помещу его в передовом нумере одной газеты, которая имеет
на днях появиться в свет…
Прошло несколько минут в глубоком молчании. Ижорской не спускал глаз с мелкого леса, в который кинули гончих. Ильменев, боясь развлечь его внимание, едва
смел переводить дух; стремянный стоял неподвижно, как истукан; один Рославлев повертывал часто свою лошадь, чтоб посмотреть
на большую дорогу. Он
решился, наконец, перервать молчание и спросил Ижорского: здоров ли их сосед, Федор Андреевич Сурской?
Мельников. Прокурор — может. Но наш
метит на высокую карьеру и едва ли
решится. Хотя есть слух, что со стороны соучастников… деяния — хлопочут.
Но ему говорят, что пора служить… он спрашивает зачем! ему грозно отвечают, что 15-ти лет его отец был сержантом гвардии; что ему уже 16-ть, итак… итак… заложили бричку, посадили с ним дядьку, дали 20 рублей
на дорогу и большое письмо к какому-то правнучетному дядюшке… ударил бич, колокольчик зазвенел… прости воля, и рощи, и поля, прости счастие, прости Анюта!.. садясь в бричку, Юрий встретил ее глаза неподвижные, полные слезами; она из-за дверей долго
на него смотрела… он не мог
решиться подойти, поцеловать в последний раз ее бледные щечки, он как вихорь промчался мимо нее, вырвал свою руку из холодных рук Анюты, которая мечтала хоть
на минуту остановить его… о! какой зверской холодности она приписала мой поступок, как
смело она может теперь презирать меня! — думал он тогда…
При первой неудачной попытке предшественники Петра падали духом и не
смели продолжать своих усилий; иногда не
решались даже и
на первую попытку, устрашенные представлявшимися затруднениями.
Петр сделал то,
на что никто до него не
смел решиться, хотя и до него, конечно, понимали необходимость многого, введенного им.
Потом, опомнившись и смутно
заметив, что сделал две глупости разом,
решился, нимало не медля,
на третью, то есть попробовал было принести оправдание, пробормотал кое-что, улыбаясь, покраснел, сконфузился, выразительно замолчал и, наконец, сел окончательно и уже не вставал более, а так только
на всякий случай обеспечил себя тем же самым вызывающим взглядом, который имел необычайную силу мысленно испепелять и разгромлять в прах всех врагов господина Голядкина.
Замечая же, что господин Голядкин-старший вовсе не так глуп и вовсе не до того лишен образованности и манер хорошего тона, чтоб сразу поверить ему, неблагородный человек
решился переменить свою тактику и повести дела
на открытую ногу.
— Но каким образом, — тоже поскорей перебил и возвысил голос генерал, постаравшись не
заметить этого «врешь», — каким образом вы, однако,
решились на такую поездку? Согласитесь сами, что в ваших летах и при вашем здоровье… по крайней мере все это так неожиданно, что понятно наше удивление. Но я так рад… и мы все (он начал умильно и восторженно улыбаться) постараемся изо всех сил сделать вам здешний сезон наиприятнейшим препровождением…
Здесь я должен
заметить, что Юлия
решилась на опасную и не весьма приличную поездку с Бахтиаровым с целью досадить Лизавете Васильевне. Тот, с своей стороны, согласился
на это с удовольствием, имея в виду окончательно возбудить ревность в Масуровой.
Между тем как таким образом Павел, выходя из себя от досады и ревности, придумывал средства, какими следует выпроводить m-r Мишо, тот уехал, и потому герой мой
решился все выместить
на Юлии; вместе с тем, не
замечая сам того, выпил несколько рюмок водки.
— Он все
смеет думать; он
на все может
решиться.
Первого не хотелось делать,
на второе не
смели вдруг
решиться.
Сосунов оставался в засаде и не
смел дохнуть. Ведь нанесла же нелегкая эту генеральшу, точно
на грех, а теперь Михайло Потапыч рвет и
мечет. Подойди-ка к нему… Ах, что наделала генеральша! Огорченный раб Мишка забыл о спрятанном Сосунове и, когда тот
решился легонько кашлянуть, обругался по-мужицки.